Журналы «Работница» и «Крестьянка» в решении «женского вопроса» в СССР в 1920–1930-е гг. - Ольга Дмитриевна Минаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Женщина должна работать» – вот твердое убеждение журнала «Работница». Работа даст женщине новый жизненный сценарий – ведь практически все ее новые ценности формируются в производственной сфере. Одновременно женские журналы активно борются за разрушение старого быта, за освобождение женщин «из застенков семьи», против «мужской тирании». Риторика равноправности женщин практически не связана с реальностью: ведь в стране нет инфраструктуры дошкольного и школьного воспитания детей, нет системы общественного питания, у женщин нет квалификации для полноценной работы на производстве. Напрашивается вывод, что производственная пропаганда в 1920-х гг. велась «на перспективу», создавая представление не столько о том, как обстоят дела, сколько о том, как должно быть.
Подавляющее большинство рубрик в журнале «Работница» довоенного периода относится именно к производственной пропаганде. Так, в 1923-1928 гг. о производственной деятельности женщин говорилось в редакционных статьях, в рубриках «Строительство новой жизни», «По советской России», «Советы «Работницы»», «Почтовый ящик», «Работница в производстве», «Выдвиженки квалифицируются», «Наши достижения», «Работница в производственной комиссии» и др. Некоторые рубрики появлялись 1-2 раза и исчезали. Так, например, рубрика «На борьбу с проституцией» появляется в «Работнице» один раз в 1928 г. Однако это не значит, что журнал больше не касался данной темы. Отношение к проституции было точно сформулировано в материалах Всероссийского совещания губженотделов: «В советской России профессиональная проституция – особый вид трудового дезертирства… Проститутка не производит никаких материальных или духовных ценностей, она разлагает своим тлетворным влиянием общество и поэтому с ней надо бороться как с лицом, «отлынивающим» от производительного труда»[233].
В рубриках «Из прошлого», «Воспоминания работниц» сравнивалось положение рабочих и работниц до Октябрьской революции и в советский период. Рисовались картины ужасающе низкого уровня жизни населения (пролетариата, крестьянства) в прошлом. «Работая 50 с лишним лет на хозяина, жила хуже собаки»[234], – говорит старая ткачиха из Орехово-Зуева. И описывает ужасные общежития, штрафы, мизерную оплату: «закабалял хозяин и харчами, которые выдавали по заборным книжкам». На заработок семьи с детьми прожить не могли, детей посылали по воскресеньям собирать милостыню, «на фабрике мы были рабами, а дома – нищими»[235]. Примеры нещадной эксплуатации рабочих и работниц в капиталистических странах и их колониях, приводимые в рубриках «За рубежом», «Обзор международной жизни» и др., закрепляли представления о различиях жизни народа при капитализме и при социализме.
Сравнение с дореволюционным прошлым позволяло уйти от критической оценки ситуации 1920-х гг. «Безработица в годы нэпа являлась серьезной проблемой для женщин. На фоне невозможности содержать себя и детей независимость, которую предоставляли женщинам Семейные кодексы 1918 и 1926 гг., выглядели насмешкой», – пишет В. Голдман[236].
Поэтому в женских журналах постоянно подчеркивалось, что советская власть защищает права работниц, их здоровье, дает им уверенность в завтрашнем дне, открывает для них новые пути, что в стране все равны и т. д. Вот пример политически актуального, но неконкретного комментария по проблеме женской занятости: «Советская власть открыла перед работницей другие пути – из рядов чернорабочих – к станку, квалификации. Охраняя специальными законами женский труд, внимательно следя за тем, чтобы работница работала на таких производствах и в таких условиях, которые не вредны для нее как для матери, советская власть ставит своей задачей сделать фактически работниц равноправной рабочему»[237]. То есть автор не утверждает, что задача осуществления равноправия женщин решена, это дело будущего. Однако в большинстве публикаций этот нюанс терялся.
А между тем в 1920-е гг. путь на производство для женщин был труден: они сталкивались с безработицей, экономической разрухой и конкуренцией с рабочими-мужчинами, чья квалификация была, как правило, выше. В реальных производственных отношениях женщины имели дело с гендерной дискриминацией: о «хамском, издевательском отношении к женщине, недоверии к женским силам, стремлении вытеснить женщину из производства как более дорогую рабочую силу»[238] пишет в 1928 г. А. В. Артюхина, возглавлявшая долгое время и женотдел ЦК партии, и журнал «Работница».
В очерке «Выдержали» описаны события на Выксинском металлообрабатывающем заводе. Чтобы избежать сокращения, женщин-уборщиц перевели в литейный цех сталеварами. Это вызвало волнение в цеху: «С бабами работать зазорно! Может ли баба справить мужичью работу? А туда же суется! Да где ж ей, долгохвостой! Она подолом за машину заденет!»[239]. Первая проба была неудачной – «рабочие загоготали». Старый рабочий помог женщинам, подсказал, что они не так делали. «Радостный вздох и блестевшие радостью глаза без слов говорили, что проба прошла удачно. Смолкли насмешки», – пишет журналистка. Конфликт разрешается с помощью делегатки, заводского комитета, поддержки старого рабочего и настойчивости, трудолюбия женщин. И вот уже «работница-металлистка уверенно шагала, неся ковш с расплавленной сталью, выполняя новую для себя работу»[240]. В этом эпизоде работа в горячем цехе названа «подходящей» для женщин. С другой стороны, безработица и отсутствие квалификации не давали женщинам выбора. В очерке правдиво показано, что женщин вообще ничему не учат, они повторяют то, что делают другие рабочие. Судя по многочисленным подобным примерам, такая практика считалась обычной.
«Работница» постоянно призывает женщин бороться за свои права, не бояться бросать вызов привычным представлениям, ломать гендерные стереотипы. Примеры успешной борьбы с мужским консерватизмом приводятся в очерке о кондитерской фабрике «Красный Октябрь»[241]. Работницы с гордостью рассказали, что карамельно-оберточным отделением руководит женщина, только «мужчинам страсть не нравится, когда женская власть верх берет»[242]. Работницы шоколадного цеха сдали экзамен на квалификацию, их повысили и быстро «сняли». «Уж такой народ упорный, беда. Мастер нас снимет, мужчин поставит, а мы на них собраньями да женорганизатором давим. Верите ли, по три заявления писали, а свое с бою брали, что полагается. Три раза ведь снимали да ставили. Такая у нас борьба шла»[243], – рассказывала журналистке работница.
В начале 1920-х гг. было много публикаций о так называемых «выдвиженках». Женщин на собраниях «выдвигали» на различные вакансии, таким образом, их приход в цех был как бы политической акцией, а не личной инициативой. Подобная ситуация описывается в очерке «Не слезами добьемся квалификации»[244] о Тагильском заводе на Урале. Журналистка пишет:
«…Встретили выдвиженок в цехах в первые дни не совсем дружелюбно:
– Ну, что тебя, бабу, учить? Учи, учи, а ты все равно пойдешь на кухню…
– Да, от рабочих я уж потерпела, – рассказывает Бармичева (выдвинута на десятника). – Станешь говорить о бережном отношении к хозяйству, об экономии, а они на тебя: «А тебе что? Подумаешь, какая задвиженка!» но я все… одолела, перенесла все трудности, с работой справляюсь.
– Нельзя нам, выдвиженкам, отыгрываться только на слезах, – подытожила собрание Саблина, – не плакать, а добиваться через учебу, завком, ячейку, стенгазету своей квалификации»»